Чинар — китобои tamino amir; • • • • • • • • • • • • • • • 'отношения с вашим персонажем/дополнительная информация "В Библии величественные, высокие платаны - деревья Бога".- сменил, наверно, больше всех кличек: Колдун > Дым > Вассаго > Чинар; - единственный крестник Пазузу - был таким, пока не поменял свою стаю с ифритов на китобои и почти сразу - имя. Личность - твой новый крестный. - был поклонником тёмных искусств, привил любовь к ним и Пазузу, отказался от всего, чем был и что знал. - у него не было ни одной метки в деле, пока он не сменил комнату, потому что он никогда-никогда не попадался, и потому что кулаки - это не его способ борьбы, то ли дело сглазы, порчи и проклятья, да? нож, впрочем, у него есть, как у всякого уважающего себя колдуна, и тряпица, в которую он обернут, плохо выстирана от пятен крови. - попал в Дом пять лет назад в стаю бенгалов, когда ему было двенадцать, устроил отец, у которого был свой маленький цыганский картель и которому некогда было следить за сыном-сердечником. - употреблял наркотики и курил только в ритуальных целях, в обычной жизни даже кофе не пьет. - первый мальчик, которого поцеловал (еще Южный) Пазузу, но (Дым) Чинар почти сразу мягко и благородно признался, что нет, здесь ничего не светит, его не интересуют ни парни, ни девушки. Да-да, вот так повезло - единственный крестник Пазузу, и тот асексуал. - был лучшим другом Пазузу с тигрячьих времен: благородный, терпеливый, очень спокойный, даже холодный временами, немного меланхолик с вечно застрявшим в карих глазах с поволокой щенячьим выражением, он казался полной противоположностью Пазузу, но тем это более крепкая дружба была. - он покинул ифритов в сентябре этого года, увлекшись мифологией идеологией китобоев, а Дезире, кажется, никогда ему не нравился. Ифрит думает, что Чинар так и не сказал ему всех причин. - сейчас с Пазузу они почти не общаются, но если Пазузу надо к нему как-то обратиться, он, конечно, называет его Вассаго.
ЕЩЕ?  доска в пинтересте для вдохновения (глазами Пазузу, поэтому там много магической темы) Если бы меня попросили описать Вассаго, я бы сказал, что он - сэр Гавейн из легенд о Короле Артуре, и, боюсь, это бы опередило его уход в Китобои. Он всегда был таким надежным, таким спокойным, всегда знал, что сказать и сделать, и, несмотря на то, что я - его крёстный, меня совсем не смущали покровительственные ноты в его речах. Ему даже высокомерие невероятно шло, потому что подавалось из-под этой немного смущенной улыбки, спрятанной в развороте томика философии, психологии, эзотерики, астрономии, даже библии. Я не сразу заметил, как много он читает о том, что никто не понимает. Лич говорит, что Вассаго, он... Ищущий. Возможно единственное до чего он голоден - так это до истины. Той, которую пытается откопать в книгах и вере. В этом есть что-то кармическое - третий демон Гоэтии, третий по доблести рыцарь Круглого стола, не слишком амбициозный, чтобы быть первым, слишком целостный и уверенный в себе, чтобы быть на втором месте и заглядываться на пьедестал повыше. Вассаго невозможно было переубедить или совратить с пути истинного, но, на мой взгляд, у него есть один огромный недостаток: слишком умный, слишком вопрошающий, слишком настойчиво ищущий свое место в этом мире, смысл жизни, слишком глубоко пытается уйти в понимание сути этого мира и его законов, семнадцатилетний философ с седой прядкой у уха. Он думает головой, и чувствует головой, словно дал пожизненное освобождение своему сердцу по болезни. Однажды он мне скажет, что уйти в Китобои - это то, что велело ему сердце. Может, тогда я прощу его.
| Тебе не нравилось, скажи мне? Хочешь новое имя? Выбирай. Предатель. Подлец. Святоша. Пазузу дал тебе самое прекрасное имя в Доме - Вассаго, только вслушайся, как звучит? Прекрасный принц Гоэтии, владыка предсказаний, знающий все сущее. Написанное на стене, оно менялось, как вода - так, в один день ты вдруг стал Баккаро, а потом - Бокором, черным жрецом вуду, но Пазузу следил за этим с насмешливой улыбкой, перебирал в пальцах оставленные тобой четки из обожженной кости, зная, что все это фальшь, и зная, что над сердцем у тебя вырезаны твоим самым черным ножом две полоски - вертикальная длиннее, горизонтальная меньше, и складываются они в перевернутый крест. Что ты сделал с этим сейчас, святоша? Папочка-Ахав заставил тебя срезать с себя грешную кожу, или она сама сползла? Ты всегда слишком быстро менял имена. Пазузу не знал, что умеешь еще и шкуры. - - - - Почему ты уходишь? Дым лезет в глаза, они слезятся. Пазузу садится на кровать Вассаго, провожает острыми звериными зрачками каждую гребаную шмотку, исчезающую в дешевом шуршащем пакете - у крестника есть более удобная сумка, даже чемодан, но зачем это, если нужно пронести свои вещи несколько метров по коридору до соседней комнаты. Половину одежды он сшил для Вассаго сам: черные рубашки из плотной ткани с золотым шитьем, красные блузки, ремень из разноцветных обрывков шелковых платков, маленький вышитый кисет для каких-то трав и кореньев, что он всегда носил с собой. Пазузу замечает эти вещи, потому что он аккуратной стопкой складывает их на кровати, не забирая с собой. Ифрит перетирает в зубах мундштук, зло дышит гвоздичным туманом, потому что чертов Вассаго молчит и выглядит при этом так лирично-скорбно, словно это не он их бросает. Пазузу не выдерживает - хватает его за запястье и с шипением притягивает лицом к лицу: - Почему?! Вассаго смотрит черно, пусто и влажно, у него глаза как две маслины, и это, кажется, тёплый взгляд, заботливый и сочувствующий, но когда он говорит: - Это ничего не меняет, Пазузу, это не из-за тебя. Мы всё еще останемся друзьями, - Пазузу ему не верит. Настолько, что подхватывает его пакет, кидает его в стенку, начинает кричать - безобразно, громко, полностью игнорируя замерших на пороге ифритов, он ругается, но потом этого мало, он бросается на него, стучит кулаками в его грудь, бьет по лицу, пинается, когда Ящер оттаскивает Пазузу за локти, блядь, да он даже плюется, но провисает на руках тряпичной куклой, когда Дезире одним спокойным и усталым выдохом заставляет его замолчать. - Пускай уходит, - все, что говорит патриарх, когда он провожает Вассаго до дверей Мекки. Тот уходит побитый, в ярости раздувает ноздри, а свои пожитки просто сгребает в руки, - Заходи, забери потом, что осталось. Но Вассаго не возвращается. В Мекку нет дороги чужакам. На следующий день Пазузу устраивает неплохой костерок на трибунах, китобой это замечает, проплывает вместе со своими рыцарями круглого стола мимо, бросив на него долгий пронзительный взгляд. Пазузу отвечает улыбкой, бросив в огонь ярким синтетическим пламенем вспыхнувшую кофту экс-ифрита. Потом - показывает ему фак через дым и пламя. |