для него за окном пасмурно в любое время суток и года, даже если яростное солнце прицельно палит по сочным шапкам тополей, выжигая зелень, въедаясь в зрачки. Морок ненавидит этот город, погоду и ворон всеми фибрами скупой души и всю жизнь только и делал, что исступленно стремился его покинуть. сбежать. вырваться на волю, словно дикий зверь, с самого рождения запертый в клетке, но так и не избавившийся от инстинкта убийцы.
в детстве золотой ребенок, радость родителей, гордость учителей, мальчик-акселерат с огромным как Бетельгейзе потенциалом, таким же взрывоопасным, полуправильным, обжигающе-горячим, и так бесподобно почти_проебанным по воле блядского случая.

пустеют улицы; крики ворон разбиваются о мостовую; холод забирается под пальто ледяными ладонями – к коже, под разъятые ребра, сжимая в костлявых пальцах его сердце. Морок лишается всего, к чему шел долгие десять лет.
почти.
пот, кровь, бессонные ночи, бессовестно посаженное зрение и не один десяток метров нейронов, обвитых чужими руками вокруг его напряженной шеи гарротой - кто возместит ущерб? Морок педантично уточняет: на каком именно свете зачтется? какая, мать его, процентная ставка по этому кредиту?! возможно ли получить выплаты до срока?..
столица больше не кажется ему приветливым местом, городом мечты, с запахом бензина и дорогих духов. свинцовая хмарь проникла на улицы и этого города тоже, а может, она всегда жила внутри самого Морока и просто выползла наружу сквозь щель в прорванной броне. так или иначе, он здесь более не хозяин.

грустный праздник, но веселые картинки.
Морок заканчивает школу экстерном в переработанные гормональные пятнадцать (вслед ему несется обидное "заучка", "ботаник", "мудак" и "пидор" до кучи, но ни одно оскорбление не достигает цели), и без труда поступает в престижный вуз. ему даже не приходится ютиться в общаге с тараканами и тараканами тараканов, его родители вполне способны обеспечить сына всем необходимым на тернистом пути к будущей славе. Морок с одиннадцати лет уверен, что станет хирургом, правда с профилем определяется далеко не сразу. ему нравится мясной рулет и совсем не нравится сочувствовать людям - идеальные качества любого врача.
слава светилы медицины буквально поджидает его за углом, чтобы огреть по голове и утащить в закулисье, да там жадно схарчить, присвоить, — это неравный брак. свою первую операцию Морок проводит в неполные девятнадцать лет. огонь уверенность в его груди пульсирует ровным золотым цветом.

ему тридцать. мертвый подросток на стерильном операционном столе. как же это? неужели врачебная ошибка?.. - шепот бьет в спину ядовитой стрелой. Морок идет по коридору больницы, широко расправив плечи.
это не первая смерть в его практике, но кто бы мог подумать, что именно она станет поворотной точкой карьеры, жизни и уверенности в самом себе. сомнения будто только и ждали своего часа, чтобы подкравшись со спины, трогательно, неловко, почти по-дружески тронуть за плечо: мы рядом.
в суд его вызывают трижды и все три раза Морок предстает перед прокурором: спокойным, собранным, уверенным в том, что руки его не дрожали. ну... может быть чуть-чуть. смена была длинная... кажется, он не спал чуть больше тридцати часов. сложный ли был пациент? нет, что вы...
впрочем, да. слишком.

ладони вновь омерзительно мягкие, но на раковине по-прежнему живет жирный крем за баснословную стоимость, а пахнет одинаково аптечной мятой и эвкалиптом. Морок походя сметает его в мусорное ведро и в этот вечер впервые в жизни напивается до невменяемости один в пустой квартире, засыпает прямо на полу у настежь распахнутого окна. конец ноября, редкие снежинки оседают на подоконник, талыми каплями стекают по радиатору. через три дня двусторонняя пневмония валит Морока с ног.

из клиники увольняют по-собственному, подписав заявление задним числом. Морок их не винит (он даже не успевает выйти с больничного, ему так херово, что хочется сдохнуть), понимает даже. принять – с принятием всегда сложнее, - нет, принять еще не готов, как и то, что чемоданы собраны, а такси до аэропорта ждет внизу.
- ты легко найдешь здесь работу по специальности. с твоим-то опытом, твоим образованием, твоим...
талантом?
молчи, женщина.
она постарела, даже слишком. сколько они не виделись? пять? шесть? семь лет?.. звонки по выходным и праздникам, тоска в знакомом некогда любимом голосе. виски у матери теперь наглухо седые, непреодолимо хочется обнять ее за плечи, поцеловать в щеку как в детстве и сказать, что все будет - если не хорошо, то сносно (оцените степень вашего удовлетворения по десятибалльной шкале где 0 - отвратительно, ужасно, поможет только суицид); но получается лишь скупо кивнуть, поджимая губы в ответ на исполненный тяжелого нечитаемого чувства взгляд отца. эмоции не вшивают в базовый набор, за них доплачивают отдельно, а у Морока не хватило благоразумия приберечь пару монет, ведь речь шла о скальпелях.
чем теперь платить Харону?
упаси Господь.

Мороку, как выяснилось, просто необходимо нажать на паузу, окинуть все прожитое трезвым взглядом и пустить себе пулю в лоб, — возможно.

это все ЛОЖЬ