шива — 16 — гарпии
charlie james
мак сима мгла ft. алена романова - там, где не сны
[indent] 'выдержки из святого домовского писанияЛезвие — продолжение руки. Вести нужно мягко и плавно, так, словно набираешь масло на нож.
Плавно и мягко. Лезвие прокладывает дугообразную дорогу сквозь застарелый черепно-мозговой кратер. Огибает рубцевидное наслоение теменного бугра, ласково соскребает эритроцитовую пыль застаревшей ссадины.
Если вцепиться в голову, стиснуть скальп самыми пальцами, то станет понятно, что там и места живого-то нет.
Каждый шрам, вмятина или углубление — задорная праздничная открытка. Море волнуется корявым прибоем рукописей поверх тисненого картона, вылизанные марки прыгают в раскачивающиеся лодочки и утекают на гребне слюноотделительного рефлекса.
Если заглянуть в зеркало, всмотреться в него хорошенько, то всё станет ясно.
Флуоресцирующая лента поперек лба — иносказательное откровение.
Удивительно, как ты этого до сих пор не заметил.
''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''
Бритва срезает волосы и они опадают в раковину. У раковины цвет коррозии и органических разложений. Одинокий волос, налипший на эмалированный скат, выглядит как трещина.
Может, это она и есть.
Может, и мир вот-вот треснет.
Трещина выходит за пределы раковины, огибает обернутый марлей стояк и вгрызается в зеркало. Окна распахнуты. Загвазданный кафель бликует рукописными смыслами.
Представь: вот ты берешь паузу, аккуратно складываешь бритву, облокачиваешься руками на бортик и видишь свое отражение. Скучающий взгляд, проволочный оскал. Углы рта красные и покрыты коркой. Может быть, это сахарный диабет, авитаминоз, анемия, ВИЧ или сифилис. Выбери любое или останься ни с чем. Может быть, это замысловатый нервный тик. Может быть, это твое отражение. Изголодалось и не нашло ничего лучше, чем жрать самое-себя.
Дальше: голова острижена на половину и еще — рукотворную плешь между виском и ушной раковиной.
Он это не специально. Просто временами его кожа горит. Этот снедающий зуд, он чувствует, как его голова полыхает, словно поле, облитое керосином.
В воздухе вонь подпаленной кожи, плавленного пластика, сдохшего дезодоранта.
В воздухе вонь непроходящей злобы, звенящего раздражения, податливого стыда.
Ты даже пропускаешь момент, когда пальцы тянутся выдрать клок-другой.
Твои чувства в эту секунду: зудящее покалывание фантомной экземы. Похоже на выдавить прыщ или расчесать ссадину до пузырей аппетитной сукровицы. Похоже на мастурбацию, если когда-нибудь пробовал передернуть в сомнамбулическом вакууме.
Пальцы тянутся к волосам, хищно ощупывают распустившиеся фолликулы.
Пальцы похожи на пальцы. Не длинные, не короткие, не тонкие, не толстые, не музыкальные. На пальцах он носит кольца, скрученные из скрепок, или черные временем и дымом, взятые с боем перстни, которые ему на самом деле не нравятся, но которые что-то о нем говорят.
Переверни ладонь и читай по линиям: узловатые сочленения хрящей расскажут о темпераменте хозяина. Выдающийся холм Венеры — сосредоточение жизненных сил. Изломанная линия судьбы обходит проклятое место кругом и обрывается в третьем акте.
'интервенцияШепелявое хуйло вгрызается в шею и вырывает сочащийся шмат.
Шмат — имеется в виду мясо. В месте между сонной артерией и пологим скатом трапециевидной мыщцы, у него теперь там кровь вместо кожи. Мягкие ткани распускаются, как почки весной.
Он чувствует пульс за пределами тела.
Воздух сворачивается. В нем оставляют своё-человеческое. Складывают и забывают. Складывают и забывают. Складывают, и.
Запах режет глаза и хочется выть. Есть выбор: захлопнуть пасть или запрокинуть голову и сойти за слюнявую шавку. Лапы и уши. Хвост с рыжей подпалиной. Если решишься, то, для начала, оглянись по сторонам. Присмотрись. Глубокий вдох.
От тебя одна собачатина.
Пара слов про собак: милые создания.
Пара слов про падаль: сначала что-то было живым, а потом сдохло. И его сожрали.
Вывод: все проще, чем ты думаешь.
Жалобный щенячий скулеж ударяется о коренные зубы и проваливается в брюхо.
Понятнее некуда.
Когда-то он видел подобное. Когда-то, в другой жизни, за ломающей солнце чертой. Кажется, тогда он был тем, кто жрал и не давился.
Забавный факт: взрослые птицы выбрасывают птенцов из своих гнезд. Выбрасывают или употребляют в пищу. Первыми в расход идут недоразвитые. Слабые. Немощные. Идеальные жертвы. Все происходит как само собой разумеющееся: непутёвый детёныш оказывается у стенки гнездовья. Одно неверное движение равно красно-синей лепешке тонкокожего трупика у корневища.
Можно найти такие и потыкать палкой, пока из под кожи, похожей на гусиную, не выйдет желеобразная кашица.
Всего-лишь занимательный факт. Беззаботное гадание со "Справочником Юного натуралиста".
Страница тридцать шесть, пятая строчка снизу: 'Птицы, гнездящиеся на поверхности почвы (обыкновенная овсянка Emberiza citrinella, лесной конек Anthus trivalis, пеночка-трещотка Phylloscopus sibilatrix) отталкивают нездоровых птенцов на 10-20 сантиметров от гнезда или же взлетают с ними и скидывают вниз на лету'.
Взлетают и скидывают.
Умные бляди.
Ещё немного, и ты сможешь сковырнуть палочкой самого себя.
Вывод: снова проще, чем отнять конфетку.
Вывод: не будь слабаком. Будь сильнее или стань за безвольную снедь на потеху ближним своим.
Вывод: инструкция по использованию освежителя воздуха расскажет тебе куда больше нового.
Так что стисни челюсти. Не вздумай и дернуться, пустить слезу или потрогать рану. Не вздумай жалеть себя — это самое вкусное.
Продолжение: надкушенный птенец без рода и имени подбирается, чуя приближающуюся неотвратимость. Слабые крылышки трепещут о край гнездовища. Интерес в том, что птенец уродлив, синекож, трехглаз и плотояден. Он не выбирал, он и про шавку, должно быть, не знает, наша маленькая прожорливая тварь.
Тварь тянет пасть. Ей больно и смешно. У нее недостает куска на шее, и, наверное, она черт знает на что похожа. На детский пазл или огрызок от яблока. Тварь считает это забавным. Она чувствует себя в своей тарелке, она дышит этим воздухом, подбирается и выбрасывает в хуилову рожу кулак.
На кулаке остается: кровь, слюна, клокочущий выдох, шероховатый оттиск щербатого рта.
Он знает, как драться. Он хочет ударить ещё раз, но медлит. Он помнит про лесного конька и пеночку-трещотку. С них ему тоже смешно.
Хуйло даёт ему имя.
Видит бог, он скоро помрет со смеху.
Ш-и-в-а.
Имя входит в него сквозь кровоточащую диастему с таинственным мягкозвучием и крепко врезается в костлявую человекомякоть.
Ш-и-в-а.
Нос режет запах освежеванного мяса.
Разлагающаяся безымянность испускает последний дух.
Ш-и-в-а.
Он опасливо прислушивается к нему. Пробует на ощупь, вгрызается зубами, клацает по неведомому панцирю, пробуя на вкус, смакуя и причмокивая. Гваздает языком по небу и дёснам, прожорливой полости отсутствующей шестерки. Сплевывает густым себе под ноги. Безымянность разменивает одиннадцатый облик под стайное клокотание.
Ш-и-в-а.
Он думает, что шепелявое хуйло выдало какую-то ересь.
Он думает:
Он думает: какого размера кусок нужно оторвать от Хиросимы, чтобы стало равносильно его-собственному.[/i]
''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''''
Имя ему не нравилось. Он даже думал, что его ненавидит, или только водил себя за нос, успокаиваясь этой мыслью. Лгать самому себе — это всегда хорошо получалось.
Имя ему не нравилось, но он носил его с достоинством полубога, изящно взявшим в карточной партии свою божественную часть. Избавиться от этой части было невозможно. Это было клеймо. Оно впечаталось в кожу с протяжным шипением.
Звук не смолкал до сих пор.
От него кровоточили уши.
Шива оперся руками на раковину. Мягко хрустнули кафелем престарелые дюпеля.
Он снова посмотрел на себя в зеркало, проговорил имя одними губами, лязгнул челюстью. Сплюнул терпким под ноги.
Имя было тошнотворным. От него хотелось блевать. Ком поперек глотки на вкус как лимонная кислота с керосином.
Надпись на обороте: ВЗРЫВООПАСНО.
Желто-зеленый квадрат зеркала подсвечен замысловатым кружевом. Кружево пахнет маркером на спиртовой основе. Буквы роятся и лезут под веки, стая прожорливых мух.
В конце концов, буквы — это всего лишь буквы.
В начале было не слово. Скорее всего, бессвязный набор случайных звуков. Смешное обезъянье бормотание. Потом оно эволюционировало, взяло в руки палку, отрастило речные части и устроило культурную революцию.
Это — сложная форма осознанности.
То, что отличает нас от животных.
Слова. Позывные. Тайный код, сложносочинёный шифр, положенный на музыку. Высшая степень лицемерия — облекать мысли в слова.
Это не важно.
Просто его имя. Его изгадили. Посадили засаленные пятна. Оставили грязные следы. А он ненавидит, когда трогают его вещи. Это нормально, ненавидеть, когда тебя ни во что не ставят. Ненавидеть, когда посягают на то, что ты по праву считаешь своим.
Его имя. На нем налет чужих прикосновений, чужого дыхания, чужого голоса.
Да, должно быть, всё дело в нем. Всё дело в голосе. Неправильное произношения шипящих и свистящих. Редукция части зубов.
Нет, это не помешательство.
Это — условный рефлекс.
Четыре жалкие буквы.
Морская болезнь прогрессирует.
Звук — это тоже волна.
Море волнуется и ведёт обратный отсчёт.
Ещё немного, и он начнет сблевывать имя себе под ноги.
Художественный образ высшей пробы: бетонный пол в гранитную крошку. Кусочки моркови с нотками куриных котлет. Свежевыпитый кофе стекает с зачерствелой кожи ботинок, словно маленький Ниагарский водопадец.
Смешно до зубовного скрежета.
Уморительно до гематомы в почках.
Забавнее только вспороть себе шею.
Нет. Это не помешательство.
Он всё стоит напротив зеркала, привалившись руками к раковине. Между пальцами — блестящее лезвие бритвы.
Блестящее, как новогодняя игрушка.
Если кто-нибудь сюда зайдет.
Если кто-нибудь сунет свой любопытный нос.
Если кто-нибудь толкнет эту дверь. Темный дух или бледный бедолага с диареей или недержанием. Не нужно гадать, что будет дальше.
Всё это так гадко. Мерзко. Его снова тошнит.
Голова выбрита наполовину. В остатке: клочки волос, белые прогалины кожи в плешивом пуху. Мы это уже проходили.
Небольшой нервный недуг. Мелочь, если знаешь, с чем сравнивать.
Это не интересно.
Не интересно, как и то, почему он медлит. Таращится в зеркало, словно обдолбанный или умственно отсталый, мнется, как целочка, только и способная, что заламывать руки и смотреть, смотреть, смотреть.
Просто его состояние… оно немного обострилось с тех пор. С тех пор, как.
Блядь. До сих пор язык не поворачивается.
Просто оно немного обострилось с тех пор, как умер Хиросима.
С тех пор он чувствует что-то, похожее на зубную боль. Что-то, похожее на отравление или абстиненцию. Что-то, похожее на ожог. Когда твоя кожа варится в кипятке.
Он знает, о чем говорит. Его спина, она выцветает витиеватым узором рубцевидных дужек, углублений, спиралей. На ноге — аккуратно вырезанный прямоугольник. Выбеленная и геометрически правильная площадка.
Горячий привет из другой жизни.
Забавно.
Он чувствует что-то, похожее на раздражение или злость. Ему так кажется. На самом деле, он никогда не был в этом хорош. В том, чтобы разбираться в себе.
Злость и Голод. Голод и Злость. Страх. Возбуждение.
Шива зол и голоден почти всегда, поэтому он думает, что хорошо себя знает.
Голос все продолжает.
Он говорит: нужно сожрать Хиросиму целиком, чтобы стало равносильно твоему-собственному.
'короче говорях. в дом попал в тринадцать лет. “как будто это было вчера”, — ирония, сарказм, зубастая улыбка. но по здешним меркам, действительно — капля воды в океане.
х. хроника дней давно ушедших: попадает в детский дом в шесть лет (мерси, мамуль). пребывает там до одиннадцати лет, после чего — сектор приз — его забирают в новую семью.
х. новая семья продержалась недолго. считаем на пальцах — два, только что, годочка. далее: родные серодомовские пенаты.
х. он принял дом с распростертыми, или точнее — дом принял его. что-то было знакомо, многое понятно, главное — созвучно.
х. не долго думая (всё по канону и в согласии с одной из ведущих характеристик личности) влетает в гарпийскую тусовку. не то, чтобы сильно добровольно. не то, чтобы чувствует себя не в своей тарелке. подвид — гарпия (не)обыкновенная.
х. крестник Хиросимы (царствие ему небесное, кажется, я до сих пор могу слышать его голос).
х. ладно-ладно, но после его (Хиросимы, Идальго, Херодальго, нужное подчеркнуть) бессовестного дезертирства (здесь возражения не принимаются) только и делает, что катится вниз по наклонной. или вверх по накатанной — это с точки зрения иерархии внутристайной морали.
х. бе-да-с-ба-ш-ко-й-точка-ком. проблемное, иронично-злое, а также агрессивное, вечно голодное мудло. моральный компас сомнений не вызывает. он просто отсутствует.
х. всё знает лучше всех. вероятно, ты уже чё-то ему должен, обязан и вообще иди нахуй. сто процентов времени, выражаясь метафорически, чешутся кулаки, зубы и прочие интересные места.
х. если проблем нет — они будут.
х. страдает трихотилломанией. шикарная шевелюра аннигилируется неосознанно и собственноручно.
х. особые приметы: родинка над губой, брекеты на зубах, опасная бритва в зоне быстрого доступа, ожог на всю спину , ублюдская рожа, ублюдская лыба. бритая башка и признаки недавнего пизделова — обязательно. кольца, цацки, побрякушки, другие понты подобного калибра — опционально.
[indent] 'внешность асоциальная/личина/возможности
На изнанке узнаваем лицом, чертами, заостренными углами общих черт. Кожа сидит плотно. Иногда он лениво распускает её, аккуратно снимая пальцами с заостренных петель.
Голос — тоже его. Когда говорит, то губы шевелятся, и получается, что в такт.
В центре лба — тлеющий уголь третьего глаза.
Туловище, две ноги, две руки — иногда. Говорят, что рук — пара и сотня одновременно. Говорят, что тот, на кого посмотрит Шива своим третьим глазом — тут же обратится в пепел. Говорят, что видели сами, а кто говорят — не знаю.
[indent] 'наружная информация
[indent] средство связи: лс
Отредактировано Шива (Sep 21 2021 06:04 am)
