белый пого — 17 — гарпии
fletcher shears
верь в волшебство, а то как лох.


[indent] 'выдержки из святого домовского писания
Я помню отчётливо.
Да, я помню, как ба воркует над притихшим братом, приглаживает отросшие тёмные волосы.
Я помню все детали: потрескавшееся дерево оконных рам с чёрными живыми прожилками-змеями, оттуда ночью ветер несёт срочные вести; ситцевые занавески в несуразный жёлтый горох; на плите ржавый металлический ковш вместо чайника, крышка раздражённо стучит, вода обиженно шипит и плюётся, испаряясь с нагретой поверхности; клеенчатая скатерть с лимонами, на ней пластиковая бутылка без этикетки, в носу щекочет едкий запах спирта. Она промакивает разбитую губу, приговаривая, чтоб не повадно было, ишь разбойники, А. капризно кривит губы, но терпит, умасливает:
- Это в последний раз, ба. Они первые начали, мы просто защищались, чесслово!
Пиздит, как дышит, смотрит честными глазёнками, а она и рада ему поверить.
У нас с А. новая развлекуха (у него), мы ловили голубей, подкрадывались и захлопывали капкан из тонюсеньких драных ветровок, чтобы прицепить к ним пустые консервные банки, обматывали лапки лесками, научный интерес, грит, весело же будет, шум-нааа, он любит по-идиотски растягивать слова. Птиц было жалко, но потом и правда
будто весело.
Они беспомощно машут крыльями, взлететь тяжело, банка тащится по асфальту бесполезным балластом, грохот стоит, будь здоров. А. гогочет точно конь в загоне, у него наблюдательный пункт - лавочка, крутится на ней как мартышка, аж причмокивает от удовольствия. Мой брат полный придурок, отбитый на всю голову. Одна вон, правда, взлетела. Перья у неё ещё такие с зеленоватым отливом. Красиво. Сдохнет ведь где-то, запутавшись в проводах. А потом А. говорит:
- Вот так и мы, бля, со своими культяпками, понимаешь? Ну? Должны быть сильнее этих обстоятельств, - и трёт ногу, подвернув штанину и потеряв интерес к голубям. Но я понимаю, о чём он.
Девчонки подняли крик, позвали старшаков, они и отметелили нас, дай боже. Но надо отдать нам должное, мы сопротивлялись - наша возня их позабавила так же, как нас острые лески, вспарывающие морщинистые куриные лапки.
Но я помню, что надо мной ба причитает. Вручает в руку влажный ватный комок и отворачивается к плите.
Я пожимаю плечами, растирая ещё и запястья до красного вонючей бодягой, разогревая, так вроде легче.
<...>
Завожусь.
Внутри тарахтит какой-то механизм, делает такой - вррум-вррум! С. тасует карты, тренируется, то есть вместо чот нормального, ну стометровку пробежать там для разминки, с братом попиздиться, он сидит, мнет цветастые картонки. Тфу, бля. Бесит. Поэтому я завожусь. В стопах зудит, будто там завелись короеды, и жрут-жрут-жрут, выедают меня изнутри, стачивают кости и выкручивают суставы. Стреляет прямо в бедро, левой плашмя прикладываю карты к дырявой столешнице прямо, часть ныряет в зазоры между. С. смотрит волком, прижатая ладонь мелко подрагивает, пульсирует, существует отдельно.
Внутри чё-то делает так - тыр-тыр-тыр-БАХ, мой кулак приходится прямо в подставленную челюсть. Но этот мелкий засранец умеет драться обеими руками так хорошо, как мне никогда не научиться. Когда мы сцепились, то стали похожи на единый кошачий ком из пыхтящих, сопящих, матерящихся, пыльных утырков. "Управы на нас нет", удовлетворённо думаю я, переводя дыхание. Боль отползает на задний план, когда он прикладывает меня об угол стола виском, в глазах скачут белые огоньки, фейерверк, ууух, сука. Я давлю из себя на выдохе:
- Меелкий, слезь с меня, бля.
"Бля" у меня вместо междометия, добавляет красноречия, делает типо крутым, ну для десятилетки. С. отряхивает грязные коленки и подаёт мне руку:
- Легче?
Ухмыляюсь во весь рот, а то ж, не видно, что ли. Правда, порвали пару карт, у него расстроенный взгляд, но ничего не говорит, разглаживает уголки бережно и собирает в потрепанный коробок. Я хлопаю его по плечу, чувствую влажное и тёплое заливает глаз до слепоты, вытираю рукавом.
- Шрамы украшают мужчину, понял?
- Понял.
Всему его ещё учить, я ж старший, миссия у меня такая.
Вечером притаскиваю ему новехонькую колоду кард, глянцевая, дорого поблёскивает. С. улыбается искренне во весь рот, я сую руки в карманы, пожимая плечами (этот жест - общий, на двоих, говорит больше, чем всё остальное), мол, ниче особенного, мелочи, для брата не жалко. Он не задаёт вопросов, там откуда и нахера, молча кивает на стоящую на тумбе тарелку с блинами. Без всего, но всё равно приятно.
Карты гладкие, управляться с ними сложнее, он сосредоточенно гоняет между пальцами даму треф, она ускользает то и дело на пол да под кровать, но он упёртый, хули. Ведь мой брат.
<...>
Склеп. Серые стены всасывают солнечный свет через трубочку, если присмотреться, то это можно заметить. Как преломляются солнечные лучи, не греют, по контуру карандашом, камень холодный, стоит едва коснуться ладонью.
А. юлит и крутится вокруг ба, путается под ногами, пока она не ловит его за ухо, это смешно, и я ржу над ним, благовременно отставая, чтобы не попасть под вторую руку. Ей тяжело, и улыбается она печально, уголки губ виновато опущены, дыхание с хрипами, хромая поступь, и палка втаптывающая в землю наше светлое будущее.
У нас был серьезный разговор накануне, ба пыталась объяснить, что это просто интернат, где за нами смогут приглядывать, таблетки и уколы по расписанию, у неё уже трясущиеся руки и дрянная память. Мы покивали, как китайские болванчики, с пониманием. А. чувствовал свободу и рвался к ней, натягивая колючую верёвку. Мне было всё равно, лишь бы ну типо, знаете, вдвоём.
Я думал, меня сдадут одного.
Избавятся, как от ненужного мусора, захламляющего комнату.
Напоследок целует нас в лбы, убирает волосы, сетует, что не успела постричь, и мы похожи на какой-то дешёвый панк-дуэт. А. добавляет, что у него в сумке подсохшая акварель и первый концерт здесь будет в её честь.
- Присматривай за братом, - это сказано в пустоту. - Я буду звонить.
Она не будет, и мы все это понимаем.
<...>
Я помню отчётливо.
Я помню все детали: Маламут вручает нам письмо, мы уже здесь, Дома, полгода; у нас в тот день разукрашенные ебала белой краской и чёрные звёзды над глазами; говорит, видел в каком-то журнале у старших, что это модно, глэм-рок, говорит, но мы реально похожи на клоунов; Чёрный не плачет, не баба ведь, но губы подрагивают так же, когда протягивает мне двойной лист в клеточку с незнакомым почерком, как мелко вибрируют руки, мне даже не нужно читать, чтобы понять, что там.
Я помню отчётливо, что дальше мы теперь
сами по себе.
<...>
Брат за брата, бля.
Я стараюсь не разочаровать его и тоже начинаю материться, вставлять к месту и не к месту это дебильное "бля".
Кулак Чёрного впечатывается в стену.
[indent] 'внешность асоциальная/личина/возможности
Двуглавый орф, его голова всегда немного опущена, но кусает всегда первой.
[indent] 'наружная информация

[indent] средство связи: пишите письма